— Спасибо, — улыбнулся Дронго.
— И обещайте когда-нибудь сдать нам книгу ваших мемуаров, — попросила Фешукова. — Я думаю, людям будет интересно читать о ваших приключениях.
— А вы переведете их на латышский?
— Конечно. С этим как раз проблем нет. У нас много переводчиков с русского на латышский язык. Знаете, какие специалисты у нас остались еще с прежних времен? Настоящие мастера. Правда, сейчас не так много книг, которые хочется переводить.
— Я вас понимаю, — отозвался Дронго.
Они вошли в комнату директора. Там уже были расставлены тарелки.
— У вас очень милый пресс-секретарь, — заметил Дронго, — и такая уютная, почти семейная атмосфера.
— Верно, — согласилась Фешукова, — я же говорила вам, что некоторые девочки раньше работали со мной в лаборатории. А наш пресс-секретарь — это дочка моей лучшей подруги. Ее мама училась со мной в школе, мы с ней дружим с первого класса. Сейчас ее мать работает прокурором в нашей городской прокуратуре. А наш главный бухгалтер — моя третья подруга, которая тоже училась с нами в одном классе.
— Похоже, вы доверяете только своим многолетним знакомым, — заметил Дронго.
— По-моему, это правильно, — ответила Татьяна. — Человеку нужно доверять только тогда, когда вы хорошо его знаете. А нашего пресс-секретаря я знаю с момента рождения. Согласитесь, что так намного легче работать с людьми. Поэтому я и верю Лилии, когда она говорит, что Арманд не мог совершить самоубийства. Нельзя прожить с человеком двадцать лет, так сильно его любить, знать все его привычки и принципы, а потом удивляться его неожиданным поступкам. Я уважаю Лилию за то, что она вопреки всем фактам не верит в самоубийство мужа. Может, мы чего-то не знаем. Или не понимаем. Но я ей все равно верю. Хотя тоже понимаю, что не все так просто. И могли быть другие обстоятельства, о которых мы не знаем.
— Что вы имеете в виду?
— Может, у него не было другого выхода? — предположила Фешукова. — Может, он был вынужден так поступить, опасаясь, что будет еще хуже? Может, кто-то угрожал его семье, и он решил, что лучше ему уйти, но спасти жизнь своей любимой? Иногда такие случаи бывают. Как вы думаете?
— Бывают, — вежливо согласился Дронго, — но у нас нет таких фактов. И в любом случае он должен был понимать, что своим уходом причинит жене невероятную боль. Они ведь любили друг друга. Поэтому такая версия в данном случае не подходит.
— Я только высказала предположение, — поторопилась объяснить Татьяна. — Давайте позовем девочек и откроем бутылку шампанского. Спасибо вам за цветы, мы не ожидали такого знака внимания.
Через полтора часа они все вместе вышли из здания. Дронго пришлось даже сфотографироваться со всеми сотрудницами издательства. И хотя он не любил оставлять своих снимков, отказываться не стал. Попрощавшись с милыми женщинами, Дронго поехал вместе с Фешуковой к дому отца Арманда Краулиня.
Сидящий в доме дежурный долго говорил с Фешуковой на латышском языке, не понимая, почему он должен пустить в дом посторонних людей. Он являл собой типичный образ несколько заторможенного прибалтийского парня, про которого обычно рассказывают анекдоты. Ему было лет двадцать пять, и он твердо знал, что нельзя пропускать посторонних в дом без разрешения хозяев.
— Извините, — вмешался Дронго. — Татьяна, может, вы скажете, что мы хотим навестить Березкиных или Кловиса?
— Кловиса нет дома, — пояснил дежурный, поняв, что говорит Дронго, — а Наталья Николаевна дома. Я ей сейчас позвоню. — Он поднял трубку внутреннего телефона и начал объяснять хозяйке квартиры на втором этаже, что к ней пришли какие-то незнакомцы. Она ничего не понимала, пока трубку не взяла Фешукова.
— Извините нас, пожалуйста, — сказала Татьяна, — мы приехали сюда по поручению Лилии Краулинь, супруги вашего бывшего соседа Арманда. Вместе со мной приехал известный эксперт по вопросам преступности. Мы хотели бы с вами поговорить.
— Поднимайтесь, — разрешила женщина, — передайте трубку дежурному, я ему все скажу.
Дежурный выслушал слова Березкиной и молча кивнул, показывая в сторону лестницы. Вместе с Фешуковой Дронго поднялся на второй этаж. Еще в прошлый раз он обратил внимание на старые длинные пролеты лестницы. Ступеньки были из мрамора. Если бы здесь появился посторонний и постарался бесшумно подняться наверх, то дежурный наверняка его услышал бы. Очевидно, раньше лестницу покрывала ковровая дорожка. На втором этаже справа находилась бывшая квартира Краулиня, за ней — дверь в квартиру Березкиных, а слева была квартира Эмиля Кловиса.
Они еще не успели подняться, когда дверь Березкиных открылась. На пороге стояла миловидная женщина лет пятидесяти пяти. У нее были зачесанные назад седые волосы, умное, интеллигентное лицо. На гостей она смотрела через очки. Женщина была в салатовом платье.
— Здравствуйте, — приветствовала она их, — поднимайтесь к нам. У наших соседей уже закончился ремонт, но там еще никто не живет. А Эмиль, по-моему, уехал на работу.
Они поднялись и вошли в квартиру. Повесив верхнюю одежду на вешалку, прошли в большую гостиную. Хозяйка села в кресло, показав им на диван.
— Садитесь, пожалуйста, — предложила Наталья Николаевна. — Чем я могу вам помочь?
— Вы давно живете в этом доме?
— Давно, — улыбнулась она, — я пришла в этот дом совсем молодой девочкой, как только вышла замуж, тридцать пять лет назад. Тогда еще были живы мои свекр и свекровь. И дом был немного другой. В некоторых квартирах жили генералы, в некоторых — известные ученые. Нашими соседями были два выдающихся врача, Кловис и Краулинь. На первом этаже жил актер Чирко. В общем, это был такой элитный дом, если можно назвать таковым жилище при советской власти, когда все были равны, — несколько иронично добавила она.